[ ENGLISH ] [AUTO] [KOI-8R] [WINDOWS] [DOS] [ISO-8859]

Есть в Киеве и зеленые кручи, облепленные лиственными зарослями, есть и белоснежные колокольни, сияющие над бывшим монастырским покоем, есть роскошные речные острова с золотистыми пляжами, где с начала мая до октября радостно плещется городское население, есть и знаменитые старинные места - Подол, Владимирская горка, Бурса; есть даже Лысая гора, правда, наполовину срытая, а наполовину захваченная панельным государственным жильем, осталась и Бессарабка с крытым рынком, с кинотеатром "Панорама", с удобным, лучшим в европейской части стадионом, остались и бульвары, спуски, взвозы, остался и Крещатик, широкий, каштановый, многоярусный, - в общем, все известные образованным людям места, неоднократно воспетые, осмеянные и проклятые. Но есть в этом исконном месте, в бывшей столице первоначального государства, и плоская левобережная окраина, ничем особым не примечательная, кроме как своим названием да древним сосновым Броварским лесом, крепко вросшим корнями в высохшее песчаное русло доисторического Днепра. В лесу этом часто в детстве гулял Костя Трофимов, откапывал с компанией траншеи бывших войн, искал патроны и гранаты, играл в квача, валялся на мягких травянистых лужайках, обрывал кусты барбариса, объедался дикой малиной, собирал маслят, а по весне портил кору березовых рощ, вклинившихся то здесь то там в вечно зеленое колючее царство. Куликово поле, Вигуровщина, Троещина были исхожены вдоль и поперек. Бывало, доходили и до Быковни, до самых вышек городской глушилки, до странного, огороженного колючей проволокой запретного места. Бывало, и лес поджигали, и дрались, как тогда говорили, с кугутами, жителями колгоспов да радгоспов. В то время говорить на русском стало признаком большой культуры, и постепенно из двух языков рождался новый русский, с украинским характерным "г", с неологизмами, с постоянными "шо", "дэ" и прочим в таком духе. Костя жил на границе между городом и деревней, на границе культуры и бескультурья, на стыке национального чувства, на самом передовом фронте хохлятско-кацапского вопроса. Будучи по отцу русским, а по матери украинцем, он не испытывал особого желания участвовать в противоборстве, но то и дело оказывался то битым, то бьющим. Здесь он закалял волю, здесь он выдерживал характер, здесь впервые познавал все прелести старого надежного принципа про тех, "кто не с нами". Но странное дело, как он ни пытался занять определенную позицию в последующей жизни, он, как и в детстве, все время попадал меж двух огней.

Сейчас Костя Трофимов, а вернее, капитан госбезопасности Константин Федорович Трофимов, сбежал из душного вычислительного центра продышаться свежим майским воздухом ожившего леса. Даже не продышаться, продышаться он мог бы и Печерскими каштанами, а поразмыслить, вспомнить, отыскать утерянное полгода назад жизненное равновесие. Он брел по старым, знакомым с детства пригородным местам, примечал заветные закоулки, кое-где уже стертые подступавшим со всех сторон днепровским жилым массивом, и усиленно размышлял над причинами и последствиями того рокового ноябрьского дня. Он морщил свой некогда чистый лоб косой неровной чертой, какие бывают лишь у людей с неудавшимся жизненным планом, то и дело теребил вдруг поседевший висок и никак не мог понять, что же случилось. Как могло произойти непредвиденное превращение его жизненного места, в результате которого он был опять отстранен от оперативной работы, откомандирован обратно на вычислительный центр, в скучное информационное ведомство. И хорошо, что еще так, а ведь вначале руководство предполагало вообще устроить психическое обследование в закрытом госпитале, до того фантастическим выглядел отчет об операции под кодовым названием "Арктур". Тут его, можно сказать, спасли, спас полковник Дзюба.

-Ты шо, з глузду зъихав? - посочувствовал начальник. - Забери свий папир, шоб я его не бачив. - И добавил: - Пидэшь обратно до компутэрив, може, очухаешься.

В тот же день Трофимов, вернувшись домой, достал гитару и до ночи пил коньяки и орал про загнанных волков. И в последующие полгода много пил, промывая горло для песен, а сегодня, когда накрылась вентиляционная система, стало жарко и машину отключили, перед ним в сизом трансформаторном тумане появилось лицо Горыныча, спокойное и хитрое, подмигнуло и выпустило идеально круглое дымное кольцо, тут же распавшееся в обширную воздушную гирлянду.

Через мгновение его позвали к телефону и приторным шутовским голосом предложили срочно встретиться на Куликовом поле. На вопрос, кто там издевается, ему просто прошептали: "Есть новые сведения о Северной Заставе". Вначале он подумал, что коллеги разыгрывают его. В управлении многие были в курсе трофимовского отчета и не упускали случая подколоть переродившегося интеллигента. Но когда ему напомнили о варфоломеевском портвейне, он уныло прочел приклеенную к диску телефона бумажку с предупреждением: "Секретность разговора не гарантируется!", - и подумал: что-то случилось опять.

-Что случилось, Костик? - с напряжением стягивая губы, часто спрашивала жена Таня.

Если бы он знал. Первое время ему действительно казалось, что он спятил. Исчез целый город. Ну не город, городишко. Да и не исчез, а переродился прямо на глазах, на его глазах, на глазах тысяч людей. Сначала он не поверил. Когда из клубов дыма появились каменные берега и соборы, он сильно ударил себя в грудь, полагая проснуться тут же и наконец протрезветь от действия варфоломеевского портвейна. Но наваждение не исчезло. Толпа, обезумев, разбежалась, а он остался на месте, глядя на Петропавловскую крепость. Казалось, она здесь стояла испокон веков. Как его сюда занесло? Потом возникла спасительная мысль, что он, отравленный злоумышленником Сергеем Петровичем Варфоломеевым, насильно доставлен в неизвестный миллионный город. Но это же была настоящая чепуха, что за неизвестный миллионный город! Откуда, с какой стати?! Здесь, слава богу, помогла специальная выучка: у него был приказ, и он обязан отчитаться. Пусть все рухнет в тартарары, а он явится к начальству и доложит. Так он и сделал, наступив себе на горло, чтобы не кричать. Отправился на вокзал и позвонил по секретному номеру. Там выслушали и приказали срочно явиться с докладом. Ну а дальше - дальше его отправили с глаз долой в вычислительный центр.

Незаметно для себя Трофимов вышел на край бывшей тополиной рощи. Как все изменилось! Рощу прорезало широкое асфальтированное шоссе, а с боков уже подступило грязное, захламленное железом и бетоном жилищное строительство. Старые, послевоенной посадки тополя, лишенные единства, необратимо погибали. Это место, граница леса и города, с торжественным названием Куликово поле, было почти родным. Здесь он провел много дней, а сейчас вспомнил лишь одно: ночь, звезды и таинственный, напоминающий о дальних странах и неоткрытых пространствах, почти морской шум тополиных крон. Он специально, закаляя характер, часто ночью выходил на границу леса и долго стоял, вглядываясь в темные ряды деревянного сообщества. Ему тогда казалось, что это не лес, а полчища неприятельских войск, и что здесь не просто пригород, а Куликово Поле, и он ждал, ждал какого-нибудь побоища. Но наступало утро, и освещенный солнцем лес превращался просто в лес, и он шел себе мимо на озерцо выловить десяток-другой карасей. Как все изменилось. Он поймал себя на странной мысли, что здесь тоже все становится чужим, только медленно и незаметно.

На берегу в зарослях камыша сидел на кочке мальчик-рыбак, то и дело дергая вербное удилище.

-Ну как, клюет? - спросил Трофимов, ступая по мокрому торфянику и чувствуя, как в туфли пробирается теплая озерная вода.

-Та ни, - мальчик безнадежно махнул рукой, нагнулся и вынул из воды полиэтиленовый пакет, в котором кверху брюхом плавал одинокий золотистый карась.

-Да, не густо. А на червяка не пробовал?

-А я на що ловлю? - обиделся мальчик. - На кесто одна верховодка идет.

-На кесто? - переспросил Трофимов.

Мальчик не отреагировал, продолжая глядеть на сухой красно-белый поплавок. Со спины грело солнце, воздух звенел стрекозьими крыльями, граница воды пассивно отражала все, что ни попадет в нужный угол зрения. Капитан разделся по пояс и мальчишка впервые внимательно посмотрел на незнакомца.

-Вы, дядьку, спортсмэн?

-Мастер спорта по ловле рыбы в мутной воде, - капитан криво усмехнулся.

Мальчишка еще раз с уважением окинул взором трофимовские бицепсы и тут заметил за спиной капитана нечто новое.

- Он, вас дядьки клычуть, - показал пальцем рыбак.

Трофимов обернулся и вдали, у высохшей толстой ивы обнаружил странную парочку. Худой сутулый старикан прислонился к дереву и, прикрыв рукой глаза от солнца, посылал приветственные знаки. Второй, низенький, квадратный, в официальном костюме, при галстуке, уже покинул спутника и двигался к Трофимову, слегка прихрамывая на правую ногу.