[ ENGLISH ] [AUTO] [KOI-8R] [WINDOWS] [DOS] [ISO-8859]

Нет, Соня не наложила на себя руки, не до того ей было. Уже на следующее утро ее в лихорадке, с температурой под сорок сняли с постамента и в беспамятстве доставили в больницу. Вначале определили в легочное, но когда миновал кризис, возникло новое осложнение, и ее перевели в родильное отделение. Там все и решилось. Преждевременные роды на седьмом месяце, и на свет появилось рыхлое сморщенное существо, болезненный мальчик, результат внебрачных отношений. Все пролетело как в тяжелом бестолковом сне. Когда к измученным глазам поднесли недоразвитое тельце, она потеряла сознание. Потом ей было стыдно за эту минутную слабость, и единственным оправданием оказалось одно обстоятельство. Ей почудилось, и это было невыносимо, будто появившееся только что существо не плакало, а смеялось, да еще и с особым хитрым прищуром. Ребенка тут же отобрали для сохранения в специальных условиях, а она со стыдом вспомнила, как неловко, воровски прятала большой живот на последнем свидании в бывшем государственном доме.

Потом кое-как дела стали поправляться. Сын, названный Женей, прибавлял на удивление быстро, да и Соня окончательно выздоровела и в конце мая впервые вышла на Невский. Длинный, прямой, плотно заставленный с обеих сторон домами в точнейшем соответствии с гравюрными проектами, он встретил ее скользящим взглядом многотысячной толпы. То холодные, равнодушные, то чуть смешливые, лукавые, а то и просто жадные, заинтересованные, чуть ли не бесстыжие от чувства полной безответственности глаза. Наводнение пройдено и забыто, сдано в долгий ящик до следующего непредсказуемого раза. Так смотрят спасенные утопленники, подумала Соня, замечая в толпе то здесь, то там редкие задумчивые и чуть грустные лица. Было именно в них что-то замечательное, исконное, может быть, даже родное, виденное где-то раньше, будто бы давным-давно, до какого-то великого переселения, и будто бы даже выражением своим доказывающее иную, истинно коренную свою прописку, не Бурга, или Града, а далекого северного приграничного места с военным охранительным названием. Может быть, все это ей только показалось от грустного ностальгического настроения человека, внутренне иммигрировавшего на родной земле.

Тем не менее она скоро вышла на сторону, опасную во время обстрела, и купила букет роз, завернутый смуглым человеком в прозрачную пленку. Тут же распеленала колючее растение, равнодушно выбросила один цветок на асфальт и пошла, уверенно ступая в задуманном направлении.

Перед аркой генерального штаба приостановилась. Вдали сверкало солнечное пятно дворцовой площади, теплое, влажное, парящее. Вверху, над каменной дугой, в синем морском небе чернела повозка, два колеса, наездник с венком в правой руке. Лошадей не видно, и казалось, сейчас неуправляемый колесный механизм свалится вперед в желтое асфальтовое пятно.

Она бесстрашно шагнула под арку и свернула направо. Она не пошла стучаться в высокие дубовые двери, откуда-то понимала, что там ее не поймут, ничем не обрадуют, наоборот, будут строить удивленное лицо: какая, мол, здесь тюрьма? Какие узники, откуда? У нас гражданские лица. И будут показывать за реку, шутя приговаривать, мол, есть Петропавловская крепость, но вы опоздали лет на сто. Зачем ей это правдивое вранье? Она и так знает правду, горькую, необратимую...

Соня подошла к третьему окну, постояла немного, разглядывая свое пыльное отражение, и положила на теплый камень дорогие цветы. Вот и все, что осталось от их прежней жизни - грязное окно и цветы. С этих пор здесь всегда будут цветы, твердо сказала себе Соня. И правда, едва выдавалась свободная минутка, Соня тут же выбиралась на Дворцовую площадь с любым, хотя бы и простеньким букетиком, убирала засохшие стебли, водружала свежие, не давая оборваться живой цепочке. Так возникло удивительное явление - в самом центре доподлинно изученного, исхоженного вдоль и поперек города появилось необъяснимое торжественное место. Туристические группы и прохожие с местной пропиской в паспорте удивленно задавались вопросом: отчего здесь, на краю знаменитого революционного места, у стандартного пыльного окна советского учреждения лежат цветы? Может быть, обнаружены новые исторические данные, и здесь кто-нибудь бросал самодельную бомбу? Или выступал перед народом с пламенной речью, а может, просто стояла баррикада, и шальная пуля убила одного из вождей? Наверняка! Ведь не принято же поминать людей лишь за одно то, что они никого не убили, не солгали, не предали; людей, появляющихся на свет с одной лишь целью - любить и понимать красоту; людей, чья польза - не больше, чем от перегноя, то есть обычное извлечение химической энергии. Но профессиональные экскурсоводы лишь недоуменно пожимали плечами, видно, тоже не понимали подоплеку цветочного обряда.

Впрочем, Соне все труднее и труднее было выполнять данное себе обещание. В начале июня их выписали, она тут же дала в Раздольное телеграмму "Ушла в декрет" и вечером заявилась на квартиру к тете Саше.

-Ой, какой Иисусик, - всплеснула руками землячка. - Ну что стоишь, проходи, вижу, некуда податься. Ведь так просто не пришла бы ко мне. - Тетя Саша взяла на руки ребенка. - Господи, до чего они маленькие. Как звать-то?

-Женя.

-Женя, Женя, - повторила продавщица. - Евгений, значит, - и тут замолчала на минуту. - Подожди, как же - Евгений, а по отцу?

-Евгеньевич, - тихо сказала Соня.

Тут хозяйка и сообразила.

-Что же, умер он, что ли?

-Погиб.

-Неужели утоп?.. - остановилась как вкопанная хозяйка. Ребенок захныкал. - А-я-яй, беда-то какая...

Так и причитала, слушая рассказ молодой мамы. Бедная ты, бедная, что же они, мужики, с ума все посходили? Один на небо, другой под воду. Куда же ты теперь? Ну нет, сейчас-то я тебя не отпущу, подожди, оклемаемся хоть, я тебе детское питание - по первому сорту. Не кормишь, поди, да и откуда оно, молоко, возьмется. Ах ты, господи, и он-то, несчастный, за что только судьбу принял, неведомо.

Через день все было в доме, и распашоночки, и детская кроватка, и колясочка, и врача вызвали, поставили на обслуживание.

-Ах ты, мой питерский, - частенько приговаривала хозяйка, помогая купать ребенка.

Наступило настоящее лето. Как-то вечером, в редкую спокойную паузу, тетя Саша спросила Соню:

-Кто же отец ему?

-Евгений, - твердо ответила Соня.

-Ну да, ну да, - думая о чем-то своем, сказала хозяйка.

Уж она-то прекрасно знала, что это никак невозможно. Сразу поняла, в первый момент, и от этого не слишком уж жалобно вспоминала бывшего постояльца. Хотя и жалко ей было его, потому что прожили с человеком под одной крышей полгода в добром мире и согласии. Она еще раз пристально посмотрела на Соню, но теперь уже с некоторым восхищением. Так смотрят на любимый предмет, внезапно оправдавший какие-то давние, пророческие ожидания.